Но это было только начало. Постепенно видение ширилось. Теперь он видел весь вихревой квадрант астероидного поля. Стоял пятый сдвиг периода хагаллеш, и квадрант превращался в единый, почти замерший растянувшийся на десятки тысяч километров астероидный тайфун. И сейчас корабль пролетал мимо сердца тайфуна. Это сердце, пульсирующее затянутой туманной мглой, трещало электрическими разрядами, и когда Рассел обратил на него внимание, он почувствовал, что там внутри открылось невозможное, похожее на спрута – око. Око тайфуна. И теперь оно наблюдало за ним.
Рассел забормотал молитвы быстрее, так что слова сливались в единый нод. Он попытался выдернуть контакты, но руки не слушались его, и казалось, что мгновение замерло навсегда. Рассел захрипел и коснулся каменного цветка. Но тот вдруг принялся рассыпаться под пальцами. И это было плохо. Очень плохо.
В следующее мгновение Рассел уже бежал, где-то лавируя между трубами, где-то карабкаясь, где-то спрыгивая в неровные отверстия этой техногенной темной пещеры. Когда-то, много лет назад, в корабле еще были ровные прямые освещенные коридоры, но стремясь сэкономить энергию, форвардеры год за годом перестраивали его, пока в конце концов переходы не стали настолько же запутанными, извилистыми и хаотичными, как и их сознания.
Как и само астероидное поле.
На пути Рассела оказалось несколько матросов. Они тренировались. Один поднимал штангу. Второй страховал. Третий висел на трубе, качая пресс.
Не сбавляя хода, Рассел размахнулся, чтобы сбить на пол последнего, но тот мгновенно спрыгнул и перехватил удар. Трое переглянулись. Они ничего не сказали, понимая все без слов, а потом разбежались в разные стороны, скрывшись в темных лазах.
Еще через минуту Рассел стоял в рубке позади капитана, Олафа Морриса, между проекциями схем, которые ежеминутно обновляли матросы, вручную обрабатывая показатели приборов. Несведущий человек ничего не понял бы в этих проекциях, запутавшись в стрелках импульсов, пятнах потенциально опасных территорий, масс, линиях гравитационных потоков, электрических напряжений и температурных перепадов. Но только используя такие схемы, капитан мог задавать курс.
– Твой вчерашний сон сбылся, Шаман… – прошептал Олаф, не оборачиваясь, как и всегда.
– Капитан, – только сейчас Рассел понял, что с него градом льет пот. – Цветок. Его больше нет.
Любая команда форвардеров, получив такой жуткий знак, тут же, не теряя ни секунды, полетела бы на станцию и больше бы никогда не села в проклятый корабль. А капитаны не вернулись бы в астероидное поле никогда. И Олаф, по большему счету, именно это и собирался сделать.
За одним исключением: «Поворот правый семнадцать и три, верхний тридцать два и шесть. Ускорение до пятой скорости».
Вместо того чтобы развернуться, корабль полетел прямо в самое сердце тайфуна.
Видимость упала почти до минимума, а неровная пульсация окружающего пространства не позволяла работать сканирующим устройствам. Олаф перевел управление на имплантант, чтобы отдавать приказы мысленно и не мешать Расселу слушать. А тот вытянул вперед руки, будто бы пальцами ощупывал космос. Он чувствовал, что спрут, которого он видел во сне еще день назад, теперь где-то рядом, утекает между пальцами и наблюдает, пытаясь сообразить, что это за существо к нему пожаловало и что с ним делать.
Наконец Рассел поймал его, провел пальцем, угадывая очертания, и тут же отдернул руки, будто уколовшись.
– Боже мой! – прошептал он, еще не веря. – Назад.
– Полный назад! – тут же скомандовал Олаф.
Но было поздно.
Высветился экран связи, демонстрируя рубку «Гиперлэндера» – боевого крейсера Ламарянского Совета.
«Борт номер 11400ND. Вас вызывает генерал войск Совета, капитан линейного крейсера „Гиперлэндер“ Джеймс Дартфорд».
«Вас слышу. На связи третий капитан шахтерского фрегата „Карфаген“ Олаф Моррис».
От Олафа сразу же пошли десятки мысленных приказов. Один перевел передачу на личные компьютеры матросов, другой вывел поверх схематической проекции вид с внешних камер, еще несколько запустили поворот корабля в сторону «Гиперлэндера». Одновременно несколько систем проверяли канал связи на взлом.
«У нас аварийная ситуация, капитан Моррис, просим помощи».
Капитаны смотрели друг другу прямо в глаза, не моргая, без малейшего выражения.
«Мы всегда готовы оказать любую помощь Совету».
«Благодарю вас. Подлетайте. Конец связи».
«Конец связи».
Олаф скомандовал набирать скорость. И он, и Рассел, и вся команда форвардеров в этот момент уже понимали, что не пройдет и часа, как они все будут мертвы.
Весь разговор капитанов был ложью с начала и до конца.
Линейный линкор Совета не мог случайно оказаться в астероидном поле. И у него не могли возникнуть там неполадки.
В астероидном поле он мог оказаться только по одной причине – если хотел незаметно подобраться к станции и уничтожить ее. При случайной встрече с кораблем форвардеров он обязан был уничтожить свидетеля, и, без сомнения, именно это он и сделает. У рабочего корабля не было ни малейших шансов в битве с линейным крейсером Совета, потому что линейный крейсер стоил целого флота, и без затруднений уничтожал всю защиту вооруженной планеты со всеми наземными установками, войсками и защитными станциями. У корабля форвардеров из оружия был лишь лазерный луч и медлительные шахтерские роботы, запрограммированные, чтобы выставлять мины и таким образом менять траектории астероидов. При этом луч был уже бесполезен. Еще до начала разговора с Дартфордом лучевую пушку вывели из строя боевые хэнджеры врага (именно их передовые отряды первыми заметили «Карфаген», сообщив линейному крейсеру о форвардерах).
Форвардеры не могли даже сбежать – «Карфаген» обладал такой огромной массой, что они не успели бы развернуться, не то что набрать скорость.
В такой ситуации оставалось только одно – надеяться, что противник совершит ошибку, и они успеют хотя бы предупредить станцию о надвигающейся опасности.
В бурых пылевых всполохах показались очертания «Гиперлэндера». Остроносая изящная, утыканная пушками махина была готова к бою, и ее центральное лучевое орудие указывало ровно в центр «Карфагена». Дартфорд даже не собирался вступать в дальнейшие переговоры и проверять, купились ли на его ложь форвардеры. Он знал, что главное лучевое орудие линкора способно одним залпом испепелить целый флот.
Пришли в движение, набирая энергию, генераторы. Закрылись дополнительными защитными стенками палубы и доки. Туман, разом перестав пульсировать, потянулся к линкору, и электрические заряды, сформировавшись в шаровые молнии, закрутились вокруг ствола главного орудия.
Матросы «Карфагена», зачарованные этим танцем стихий, не могли отвести взгляд от экранов. На их глазах приходила в движение мощнейшая придуманная человечеством машина смерти. И только Олаф отдавал приказ за приказом, заставляя корабль с максимальным ускорением лететь прямиком на врага.
И орудие выстрелило.
Оно било толстым лучом концентрированной смерти, в котором корабль форвардеров утонул целиком без остатка. Било долго и неостановимо, и луч прошибал астероиды, мгновенно расщепляя их на атомы. Мощь была такая, что даже не попавшие под луч астероиды сплавились, и их раскаленные брызги ореолом посыпались во все стороны.
Прошло еще около минуты, прежде чем включились системы охлаждения, и «Гиперлэндер» начал снимать защиту с доков. А в следующий момент в него врубился «Карфаген». Корабль форвардеров влетел прямо в дуло лучевого орудия, проломил его и, срикошетив от брони самого линкора, полетел дальше, не снижая ускорения.
«Потеряно семь из семнадцати оболочек защиты», – докладывали системы. Члены экипажа сновали по кораблю, будто муравьи в горящем муравейнике. Все внешние камеры и датчики выжгло. Теперь форвардеры летели, ориентируясь на слух и память.
Как Олаф и планировал, «Гиперлэндер» отреагировал не сразу. Ламаряне явно не ожидали, что им попадется корабль, способный выдержать такой залп. Но надо отдать им должное – оправились они быстро. Будто из разворошенного осиного гнезда, из «Гиперлэндера» высыпали десятки истребителей. Следом за ними чинно стартовали три из пяти малых боевых крепостей.
План был элементарен – если нельзя расколоть орех лучами и ракетами, то можно расстрелять его двигатели и выпустить начиненные хэнджерами бомбы, а там уже роботы сами вырежут туннели и перебьют команду.
«Карфаген» все ускорялся, выжимая максимум из движков. Его пробитые изжженые оболочки разваливались на куски, и одновременно, будто термиты, люди разрушали внутренние конструкции. Снимались детали с проводов, отдирались куски переборок, выводя из строя то одну систему, то другую. Некоторые помещения из-за этого начало затапливать, везде били струи пара и дыма. Форвардеры стаскивали собранные детали в одно из центральных помещений и там переплавляли их, сваривая в единую чашу, состоящую из редкого медного сплава. Поврежденные системы жизнеобеспечения не справлялись с температурой. Вот-вот должен был вспыхнуть пожар.
